вот погибнут в вакууме. И тогда он заскулил, заплакал от бессилия и ужаса. Но отец лишь положил свои широкие ладони на его плечики и негромко, почти шёпотом, сказал: "Смотри, Серёжка! И ничего не бойся! Эй, смелее!". Сергий открыл глаза и ахнул от изумления.
Таких звёзд он ещё никогда не видел! Повсюду горели, сверкали, мерцали, словно переговариваясь между собой, мириады и мириады огоньков, блёсток, искорок и светлячков. Высоко над головой, под ногами, на расстоянии вытянутой руки - только протяни и звёздочка сама упадёт тебе в ладонь.
В отдалении пылала колоссальная газопылевая туманность, похожая на сказочное чудище с широко распахнутыми крыльями. Бирюзовое и рубиновое солнца вставали над приближающейся поверхностью планеты цвета шафрана. Зрелище было настолько завораживающим, что Серёжке-Сергию тут же захотелось побывать на ней и непременно самому встретить, впитать в себя без остатка, этот незабываемый рассвет. "Это Вюрулл, система двух горячих звёзд, сынок. Шай-Ойо, будь проклято их семя, называют их Йэ-джэу и Кхайти-Тта. Тут, на этой вот самой планетке, была их колония и экспериментальные синтез-лаборатории с лагерями военнопленных. Всё тут кровушкой нашей, человеческой, и слезами горькими обильно полито. Господи, души мученические упокой!", - дрогнувший голос отца, увы, прервал грёзы Серёжки-Сергия. Добрая сказка обернулась чем-то страдальчески жутким, с душком сгнившей, кишмя кишащей червями мертвечины. Выходит, что его сородичи страдали и умирали в муках, встречая и провожая бирюзовые и рубиновые восходы и закаты?
"Никто иной, как Бог сотворил всё то, что ты сейчас увидел. Звёзды и солнца, планеты и луны, туманности и галактики... Всю нашу Вселенную. И мы, люди, - его творение. Возможно, самое искусное.
Помни об этом, сынок. Безбожие – грех непростительный. Особенно для нас, людей. Вот так–то... Не забывай, Серёжка. Вера в Правду Божию, а не только звездолёты и гиперпространственные врата, ведёт нас к звёздам".
"Вера и Правда", - эти слова отца Серёжка-Сергий затвердил наизусть и после часто вспоминал их, где бы он ни был. Помнил и на Кэр-Дэвайе, славя Христово Воскресенье.
И всё же он вернулся к рисунку, когда отчётливо увидел его. Был и незримый вестник, молвивший: "Ну, что же ты, Серёжка? Чего медлишь-то? Вставай, ну, вставай же, не опаздывай! Поспеши, поспеши, Серёжка...".
И тогда на безбрежно-белое алебастровое поле, куда легли чистые снега Земли, пролились солнечное смеющееся злато, янтарь, пурпур, померанцы, изумруды и лазурь. И взглянуло оно на нас, Сверхновых Ромеев Империума, ясным тихим ликом того, кто, должно быть, уже прославлен и причтён к ликам вышним.
Отец Сергий устало взглянул на только что дописанный лик святого, имени коего он так и не узнал, и молитва сама слетела с его уст. Простые слова человека, просившего Создателя о мире, благе и скорой весне света.
***
- Моя госпожа, смотрите, что мы нашли. О, это... это потрясающе. Поверить не могу.., - чей-то голос, кажется Матфея, хронографа Миссии, вывел из полузабытья Ирину, супругу Базилевса Феодосия. Вот и свиделась она с отцом Сергием. Здесь, далеко-далеко, на Кэр-Дэвайе под белым солнцем Коры.
Матфей услужливо передал Ирине небольшую икону. Она взглянула, и твердь иноземельная вздрогнула и куда-то поплыла.
- Госпожа, госпожа, Вам плохо? Моя госпожа...
На неё, седовласую и постаревшую, но всё ещё благородно красивую, смотрел Димитрий - её сын, принявший смерть мученика на Ххайтане, когда Шай-Ойо учинили там бойню, обратив в скорбный
молчащий пепел целую непокорную планету, освоенную и возделанную людьми. И ромеи снова, как и встарь, встретили их и отбросили прочь, за пределы Империума. Димитрий мучился почти сутки, медленно, капля за каплей, истекая кровью, но не издав ни единого стона, хотя Шай-Ойо, мастера изощрённых пыток, именно этого и ждали. Им было любопытно, когда же это тщедушное существо исторгнет вопль пощады и окончательно сломается. Обезображенное, лишённое одежды, тело Димитрия, распятое на оплавленном скелете изуродованного взрывом корабля, позже нашла спасательная команда. Она и доставила его в Чертог Базилевсов, где оно было погребено в усыпальнице Гелианов Ригельских рядом с его предками-ромеями - астронавигаторами-первопроходцами, полководцами, правителями Вселенского Ромейского Империума - блистательного, яростного, неукротимого мiра Веры и Правды.
- Да... отец Сергий был искусный иконописец. Не было ему равных на всех ромейских звёздах. Боже, но только как он узнал, откуда? Ведь Димитрий погиб вскоре после его кончины. Боже, Боже...
- Чудны дела твои, Господи! Отче Сергий, святой царственный новомученик Димитрий, молите Бога о нас, грешных, - взволнованно перекрестился Матфей. А Ирина, некогда смешливая любознательная девчонка, а ныне властная владычица Империума, видела уже Других. Лики. Сотни и сотни ликов святых, написанные отцом Сергием, глядели на сверхновых ромеев, сошедших с небес на просыпающуюся весеннюю Кэр-Дэвайю в воскресный день Пасхи Христовой.
"Не забывай, Серёжка. Вера в Правду Божию, а не только звездолёты и гиперпространственные врата, ведёт нас к звёздам. Вера и Правда".
Помню, отче, слова твои.
Текст предоставлен журналом "Палантир"
Рекомендовать