История

 

чем подобный труд отличается от простой находки цельного текста эпоса или от сбора отрывков связного текста, можно привести такой пример: попробуйте составить оригинальный эпос на основе русских былин-песен (благо, даже стихотворный размер подходящий), срастив между собой «Идолище сватает племянницу Князя Владимира», «Вольгу и Микулу», «Королевича из Крякова», «Садко», «Сорок калик» и «Хотена Блудовича». (Правда, если брать все ныне известные былины, то за счёт многочленности русского этноса и ряда других причин материала хватит на десять «калевал», если не больше). Так же следует добавить в «эпос» народные заговоры и обрядовые свадебные песни. Сегодня такой труд пропадёт зря: не вызовет общественного резонанса.

С 1833 по 1853 годы Лённрот, работая врачом в провинциальном городке, совершил 10 поездок - фольклорных экспедиций в Карелию. Уже в 1833 году был готов первый цикл рун, группировавшихся вокруг Лемминкяйнена. Но в том же году Леннрот подготовил еще больший цикл с центральной фигурой старого мудреца Вяйнямейнена и сборник свадебных песен. Все эти материалы впоследствии вошли в "Калевалу".

В 1834 году Лённроту особенно повезло. В Ладвозере он встретил народного рунопевца Архипа Перттунена. По знанию рун и по выразительности исполнения с ним не мог сравниться ни один рунопевец. Так были записаны более чем 1100 бесценных строк. Вошли в Калевалу, естественно, не все. Когда Лённрот не мог путешествовать лично, другой энтузиаст, Даниэль Европеус, помогал ему по мере сил. Порой они путешествовали вместе. Публикация «Новой Калевалы» в том виде, в котором она известна всему миру, состоялась в 1849 году. Интерес публики был огромен. Вот только эта

публика состояла не из тех, кто надиктовывал руны или жил в сельской глубинке, а из «шведской» интеллигенции и заинтересовавшихся иностранцев. Если бы "Калевала" осталась в рамках Финляндии, повальной моды на изучение «финского» и многочисленных переводов не случилось бы.

 

Первая половина XIX века в Финляндии проходила в «борьбе за язык». Горячо обсуждались такие вопросы, которые никогда не вызывает цельный существующий язык народа: можно ли  финский усовершенствовать до такой степени, чтобы пользоваться им не только на бытовом уровне? Некоторые представители интеллигенции считали, что мысль о придании финскому языку статуса официального - слишком смелая и малореальная. В середине 1840-х годов философ и общественный деятель Юхан Вильхельм Снельман, идеолог финского национального движения, выдвинул лозунг: "Один народ, один язык". Движущей силой проведения этого принципа в жизнь стало студенчество, среди которого он активно пропагандировал свою замечательную идею.

Но и среди тех, кто ратовал за совершенствование финского языка, были разногласия по поводу того, какие языковые формы следует использовать для его основы. Кто-то ратовал за западные диалекты, кто-то - за диалект саво, были и те, кто считал, что единый литературный язык ни к чему, и каждый имеет право пользоваться любым диалектом. Попытки публиковать всё новые и новые варианты словарей после выхода в свет как первой, так и второй «Калевалы», были многочисленными, но безуспешными: словари устаревали, едва выйдя из печати. В итоге было принято решение «очистить», что возможно, от шведского влияния (600 лет влияния – это очень серьёзный срок) и наполнить язык материалом из восточных «диалектов».

Но не только разнообразные словари не менее разнообразного «финского» вызывали споры. Средства развития языка были ничуть не меньшим

«камнем преткновения». Элиас Лённрот считал, что сначала следует зафиксировать грамматические правила, а уже потом говорить о языковой норме. И он был прав. Вот только и в грамматике не было единства по центральным вопросам. В результате публиковались и различные грамматические правила.

 

В предисловии к варианту «Калевалы» 1849 года Леннрот писал: "...вероятно, текст этого издания более не изменится, потому что, кажется, уже нельзя найти новых рун: все местности, где еще поют руны, тщательно исследованы". Да, текст "Новой Калевалы" стал каноническим. Но новые руны постоянно обнаруживались: и в Финляндии, и, особенно, в Карелии. С 1909 года по 1948 год финские филологи опубликовали многотомное собрание "Старые и новые руны Карелии", где были собраны и записи современников Лённрота, и более поздние. Карелия на долгие годы после публикации «Калевалы» сделалась местом паломничества как финнов, так и иностранцев, стремящихся почерпнуть из «народного источника». Несомненно, этому весьма способствовали и составление Лённротом словаря, и смена профессиональной деятельности: с врачебной на педагогическую. (С 1853 года Лённрот преподавал в Гельсингфорсском университете, где поставил условие: из пяти часов в неделю один час преподавать финнам финский по-фински. И это было большим достижением).

 

Подобный ажиотаж собирательства был вполне естественным. Если есть язык, то на нём должна быть литература, тексты, и чем больше, тем лучше. Но задача по обогащению финского языка как словами, так и текстами, была сложной и долгой. Даже в уже опубликованной «Калевале» оставались вопросы, на которые не было ответов. Один из центральных объектов «Калевалы» – сампо. В результате собственных исследований Лённрот приводил шесть различных объяснений «что же это такое сампо»: музыкальный инструмент, водяная мельница или